HROT

1986 год. Где-то на границе с Чехословакией, в глухом углу Союза, воздух пахнет окисленным металлом и пылью от обвалившейся штукатурки. Ты спускаешься в метро — не то чтобы по своей воле. Противогаз скрипит на лице, как старая дверная петля, резина режет кожу. В кармане болтается ржавый ключ… а вдруг пригодится?

Первый выстрел из vz.52 отдает в плечо тупой болью. Патроны лежат где попало — под скамейкой, в разбитом киоске с газировкой. Враги не говорят, кто они. Может, свои же? Но у них нет лиц, только тени под козырьками фуражек.

Серп и молот весят неприлично много для символов. Зато как хрустит череп от удара…

Ты идешь по коридорам, где обои пузырятся от сырости. Лампочки мигают, будто предупреждают: не включай свет. А если разбить одну — искры пахнут жжеными волосами. Унитазы тут смываются с грохотом старого трактора — попробуй не дернуться.

Оружие будто собрано из детских кошмаров: дробовик vz.13 стреляет так, что зубы сводит, а эти батареи… Кто-то в лаборатории явно перебрал тротила с самогоном. Шаровые молнии шипят, как масло на раскаленной сковороде, оставляя после себя запах озона и паленых проводов.

Уровни — словно вырезаны из чьих-то воспоминаний: школа с партами, исчерченными ножиками, заводские цеха, где станки замерли в неестественных позах… На стене агитка: «Слава труду!» — но буквы уже осыпаются.

Ты идешь дальше. Враг за углом дышит тяжело, будто бежал через весь квартал. А может, это просто ветер гуляет по пустым коридорам?