John Christian

Кожа на ладонях липнет от пота, когда впервые хватаешь меч — тяжелый, будто выкованный из спрессованного страха. Джон Кристиан не герой, пока не облачится в эти доспехи: металл обжигает плечи, как раскаленная совесть, а каждый шаг вперед отзывается гулом в висках. Семь грехов — не абстракция. Они пахнут гнилыми плодами и перегаром, их солдаты скрипят хитином, цепляются за подошвы липкими нитями...

Ты думаешь, спасение пленников — это о благородстве? Попробуй пробиться сквозь строй орков, чьи клыки блестят, как мокрые ножи. Их рык дрожит в грудной клетке, а огненные взмахи меча оставляют на сетчатке желтые пятна — будто кто-то чиркнул спичкой прямо в глазу.

Локации полуоткрыты, но свобода обманчива: за каждым поворотом поджидает то паучий кокон с шевелящимся содержимым, то коридор, где музыка вдруг сбивается на диссонанс. Первые часы кажутся тренировкой — бег, прыжки, пара ударов... Пока не понимаешь: доспехи Бога учат тебя двигаться иначе. Суставы ноют от непривычных рывков, зато после десятого убитого демона тело запоминает ритм — удар-шаг-выдох, будто рвешь зубами плотную ткань.

А потом начинается настоящее. Темнота не просто поглощает свет — она давит на веки, но меч вспыхивает алой дугой, и ты успеваешь разглядеть капли смолы на морде твари... Или это ее слюна? Звуковая дорожка здесь не фон, а соучастник: струны визжат в унисон с клинком, а когда здоровье на исходе, бит превращается в надрывный пульс.

Кто сказал, что добро должно быть удобным?