Bellwright по сети

Корона впивается в шею тяжелее топора палача — но твой приговор всего лишь первая искра. Восстание начинается с дрожи в пальцах, когда копаешь коренья на опушке, и с хруста ветки за спиной: друг это или патруль?

Ты не просто беглец. Ты — гвоздь, который королевство само забило в свою крышку. Собирай обломки своей семьи по крупицам: запах плесени в старых письмах, царапины на фамильном мече, шепот в таверне, где слова тонут в хрипе пива по стенкам кружки.

Деревня — это не дома и заборы. Это мозоли на ладонях плотника, который рубит балки для твоего форта. Запах горячего хлеба из печи, которую ты сам сложил из камня. Гул голосов у костра, где кто-то вспоминает, как королевские солдаты увели его дочь… а ты считаешь, сколько новых клинков успели выковать к утру.

Война здесь пахнет не порохом — потом и железом. Твои лучники целятся медленнее, чем дрожат их руки перед первой битвой. Но когда крепостные ворота трещат под тараном, а стрелы свистят как проклятия — понимаешь: они уже не крестьяне. Они тень твоей ярости.

Управлять? Нет. Ты кормишь восстание как зверя: вот ткач ткет знамена из последнего льна, вот кузнец ковыряет ногтем заусенец на новом топоре… а ты решаешь, отправить ли его на стену или оставить ковать дальше. Каждый гвоздь в этих стенах — чья-то надежда. Или гроб.

Темные силы? Они не прячутся в подземельях. Они скрипят перьями чиновников, которые десятилетиями вели учет казней. Шуршат шелком платьев при дворе, где твое имя давно стало поводом для тоста. Но когда твой молот разбивает королевскую печать — во рту вкус не победы. Меди. Как будто слизываешь кровь с разбитой губы…

Выбор? Он не между добром и злом. Между тем, чтобы повесить пленного капитана или заставить его научить твоих людей строить катапульты. Между сожженной деревней и лишним месяцем подготовки к осаде… А потом находишь в его котомке детскую куклу — и понимаешь: все уже выбрали за тебя. Еще до того, как ты родился.