Blood and Dust

Просыпаешься, и в голове — только пыль. Сухая, серая, как пепел после пожара. Твое имя возвращается первым: Генри Бриджер. А дальше — пустота, которая ноет на изломе ребер и в свежей повязке на виске. Тебя выловили из реки забвения, и теперь ты дышишь этим воздухом — пахнет полынью, конским потом и далеким дымом костра.

Голдфилд. Маленькое поселение, прилепившееся к скалам. Здесь у каждого своя походка, свой взгляд, и ты читаешь в них либо предостережение, либо холодное любопытство. Они живут своей жизнью: кто-то рубит дрова с утра, кто-то спорит у салуна. Дождь превращает улицы в липкую грязь, а солнце выжигает все до хрустального звона в ушах. И ты стоишь посреди этого, с чистым листом вместо прошлого. Но разве бумага не прекрасно горит?

Ты можешь целыми днями выслеживать оленя в каньоне, где ветер свистит в ушах как пуля. Можешь молча копаться в жилах старой шахты, отбивая куски породы, пока пальцы не онемеют. А потом нести шкуры и самородки к торговцу — чувствовать вес монет на ладони. Это честный вес. Или нет? Потому что иногда в тишине леса память пробивается обрывком: вспышка револьвера, хриплый смех. И ты ловишь себя на мысли, как уверенно твоя рука ложится на рукоять кольта.

И есть Клара. Дочь лекаря, чьи руки смыли с тебя кровь и грязь. В ее присутствии шум в голове стихает. Она говорит о книгах, о травах, о будущем — словами, которые кажутся чужими и хрупкими, как яичная скорлупа. С ней хочется говорить тише. Но разве человеку с пустотой внутри дано что-то строить? Это ведь тоже своего рода авантюра.

Мир огромен и безразличен. Ты исследуешь его верхом — грива хлещет по лицу, седло скрипит под тобой знакомым ритмом. Леса шепчутся листьями, озера отражают небо стеклянным холодом, а в заброшенных лагерях ветер гуляет по костям прошлого. Ты собираешь, создаешь, приручаешь... Но главное — выбираешь.

Каждый разговор здесь — развилка. Поможешь ли ты поселенцу или украдешь его последнюю воду? Простишь ли обиду или ответишь свинцом? Эти решения копятся тихо, как песок в карманах: незаметно меняют твою походку, твой взгляд. И однажды ты поймешь, что стал тяжелее. Либо от груза добрых дел... либо от тяжести оружия на бедре.

Начнешь ли жизнь с чистого листа? Или просто обнаружишь, что старые страницы уже проступили сквозь новую бумагу черными чернилами? Ответ найдешь не в диалогах и не в перестрелках. Он будет ждать тебя в тишине между выстрелами — в том самом мгновении перед тем, как твой палец ляжет на спусковой крючок или оторвется от него...