Warfare 1944

Грязь въедается в кожу. Винтовка пружинит на плече, а запах пороха щекочет ноздри — здесь каждый выстрел оставляет след не только в воздухе, но и в памяти. Ты не просто стреляешь, ты прицеливаешься через узкую щель мушки, где мир сжимается до размеров дрожащего силуэта. Один промах — и больше нечем дышать.

Команда? Это не просто голоса в наушниках. Это спины товарищей, прикрывающие твою слепую зону, хриплые крики над траншеями, когда кто-то тащит раненого под огнем. Попробуй проигнорировать их — и следующий мешок для трупов будет твоим.

Здесь нет милосердия у пуль. Они входят аккуратно, почти вежливо, но вырывают куски плоти с неприличной жадностью. Кровь не алая, как в кино — она темная, липкая, пахнет железом и гнилью. А еще есть эти мешки… тяжелые, бесформенные. Тащишь своего, спотыкаясь о воронки, и думаешь: сколько шагов до того, как очередь прострочит тебя вдоль позвоночника?

Карты — не декорации. Это живые организмы: траншеи дышат сыростью, поля жадно впитывают кровь, а разрушенные дома скрипят балками, будто костями стариков. Захватываешь точку — и тело на секунду забывает о боли. Автоматическая регенерация? Скорее короткая передышка перед новым витком ада.

Ты ведь знаешь, что такое настоящий страх? Не тот, что сжимает горло, а тот, что разливается по животу теплой волной, когда понимаешь: этот выстрел был последним… но не твоим.