Doomdark's Revenge

Ледяной ветер впивается в лицо, и каждый шаг по хрустящему снегу отдается болью в коленях. Луксор сжимает рукоять меча так, что пальцы немеют — новости о колдунье пришли не на пергаменте, а в крике ворона, сорвавшемся на полуслове...

Ротрон Мудрый бормочет заклинание, но слова тают в воздухе, как пар изо рта. Всадники позади? Их дыхание неровное, слишком громкое. Ты чувствуешь это — страх здесь не абстракция, а вкус железа на языке.

Айсмарк встречает их не просто холодом. Это живое существо: треск льда под ногами звучит как скрежет зубов, а туман обволакивает шею влажными пальцами. Даже великаны здесь другие — не просто горы мышц, а что-то древнее, пахнущее мхом и кровью застарелых ран.

Спасти Мартина? Легко сказать. Шарет Сердцекрад не просто держит его — она играет, как кошка с мышью. Ее смех долетает из-за скал, но источник всегда ускользает... Ты помнишь этот момент? Когда понимаешь: предательство — не удар в спину, а медленное просачивание яда в доверие.

Варвары-аутлендеры не нападают сразу. Сначала они наблюдают. Их глаза блестят во тьме, как мокрый камень. А потом — резкий свист дротика, и вот уже кто-то из твоих хрипит, хватаясь за бедро...

Луксор ошибается. Не раз. Ты видишь, как его уверенность трещит по швам после каждой неудачи. Но когда Ротрон роняет посох от усталости, именно Луксор поднимает его — дрожащими руками. Разве не в этом суть?

Колдунья ждет их там, где даже тени замерзают. Ее голос похож на скрип ветвей под грузом инея: «Ты думал, победил Думдарка?» И вот оно — решение. Не между добром и злом. Между тем, чтобы сгореть быстро... или медленно.