Age of Empires (антология)

Кожа ладоней слегка липнет от клавиатурного жара, когда ты в сотый раз перестраиваешь казармы у границы леса — там, где запах смолы смешивается с дымом кузницы. Три игры в одной, каждая со своим вкусом: первая пахнет пылью древних карт, вторая — кровью на клинках конкистадоров, третья... третий ящик Пандоры, где сто сценариев шепчут: «а если попробуешь вот так?»

Ты помнишь этот хруст щебня под копытами катафрактов? Или как дрожит экран, когда двадцать слоников майя врезаются в палисад из копий. Здесь баланс — не сухие цифры, а острота топора против толщины щита. Захочешь — будешь душить врага золотой блокадой, пока его рынки захлебываются. Или вдруг обнаружишь, что пальмирские лучники стреляют чуть медленнее, но больнее — как будто лук тугой тетивой режет пальцы.

А эти кампании... не линейные дорожки, а лабиринты с ловушками. В одном ты везешь Цезаря через Альпы под вой ветра, в другом — чувствуешь кислый запах пота, когда гунны жгут деревни и не оставляют камня на камне. Испанцы с их пушками грохочут так, что мышка прыгает от вибрации. А потом внезапно — тишина: финальный завоеватель предлагает тебе... строить акведуки. Мирно. Почти.

И вот он — главный трюк: золото здесь не просто ресурс. Оно звенит в ушах при добыче, тяжелеет в сундуках, заставляет купцов нервно почесывать бороды. Дерево ломается со скрежетом под топорами, еда портится, если забыть про мельницы... А эти новые стены? Двойной ряд частокола, между ними — мертвая зона, где застревают вражеские юниты и бессильно скребут землю копытами.

Кто бы мог подумать, что искусственный интеллект 2000 года умеет хихикать за спиной? Выбираешь «сложный» — и вот он уже режет твоих крестьян в спину рыцарями, которых прятал за холмом. Но стоит снизить уровень — и противник тупо штурмует ворота, будто пьяный медведь в посудной лавке...

Сотни карт. Тысячи тактик. Десятки цивилизаций, у каждой — своя боль в пояснице: кто-то вечно страдает от нехватки камня, кто-то мучается с медленными монахами... А потом находишь тот самый сценарий про норянчжинскую битву — и понимаешь: корейские башни здесь поют гимны разрушения.