Gulman

Кожаные штаны скрипят при каждом шаге, будто протестуют против собственного существования. Малиновый пиджак пахнет дешевым одеколоном и порохом — он не маскирует, он кричит. Ты — Гульмэн. Педик номер один. Худший из худших, если верить тем, кто раздает ярлыки между релизами своих многомиллионных франшиз.

Твой мир хрупкий, как стеклянная витрина музея после взрыва. Специальный Комитет ООН шепчет тебе на ухо: «Искусство умирает». Ты слышишь это даже во сне, сквозь вой сирен и хруст костей под каблуками. Ты не спаситель. Ты мясник с лучевым бластером в одной руке и томиком Ницше — в другой.

Гульмоника где-то рядом. Ее смех звенит, как разбитая люстра в оперном театре. Она знает, что ты влюблен в Ламантину — дочь того самого человека, который отправил тебя чистить мир грязными методами. А еще у тебя есть пес. Его никто не видит, но ты чувствуешь его дыхание у щиколотки, когда идешь по пустым коридорам штаба.

Локации проглатывают тебя целиком: трущобы пахнут жженым пластиком, галереи — страхом и лаком для волос. Бандиты здесь не просто враги — они карикатуры на тех, кто однажды назвал тебя позором индустрии. Их кровь оставляет на полу узоры, похожие на абстрактный экспрессионизм…

Стрелять — просто. Пистолет плюется свинцом, бластер оставляет после себя запах озона и обугленные силуэты на стенах. Головоломки? Да их почти нет. Зато есть момент, когда ты понимаешь: этот малиновый урод в отражении экрана — единственный, кто действительно верит в свою миссию.

Или это просто бред?