Партизан

Ты чувствуешь запах пороха еще до первого выстрела — он въелся в кожу, как клеймо. Капитан, бывший командир, теперь просто номер в штрафбате. Его приказ во время той войны назвали трусостью. Кто-то шепчет, что он спас людей. Трибунал не слушал шепот...

Лес под Минском дышит сыростью, ветки царапают лицо. Немцы оставили после себя не только воронки — пустые гильзы, обрывки карт, крик раненой лошади где-то за холмом. Ты выбираешь: ползти через грязь или идти напролом. Нож в руке кажется игрушечным против шмайсеров, но пальцы помнят его вес лучше, чем приклад винтовки.

Система прокачки? Да, она есть. Твои мускулы запоминают каждый выстрел — плечо ноет после отдачи, а глаза учатся различать движение в темноте. Но иногда цифры на бумаге смеются над тобой: вот ты, голодный, с гранатой 1938 года, берешь в клещи эсэсовский патруль... и побеждаешь.

Говорят, тут можно отбить пленных. Ты слышал их голоса за колючкой — кашель, плач ребенка. Но сначала придется пройти через болота, где вода впитывает крики. Или не пройти.

Бой здесь — как старая рана: то ноет исподтишка, то рвется наружу кровью. Стреляешь наугад, целясь на звук шагов по хрустящему снегу... А потом вдруг понимаешь: это не игра в войну. Это игра в выживание тех, кого уже стерли из отчетов.