Barotrauma

Ты возьмешь в руки штурвал — холодный, облезлый от солевых разводов. Под ногами скрипит перфорированный металл, где-то в трюме шипит прорванный трубопровод. Это не просто лодка: хрупкий пузырь воздуха, зажатый между километрами льда над головой и бездной под килем. Европа не прощает ошибок.

Она дышит. Сквозь корпус доносится гул реактора, прерывистый, как аритмия. Датчики мигают желтым — может, просто помехи, а может, что-то крупное проплыло в темноте за бортом. Ты знаешь эти звуки: скрежет когтей по обшивке, глухие удары в стальные ребра…

Здесь каждый — винтик в механизме. Инженер с запавшими глазами латает пробоины, пока медик втирает в ладони спирт перед операцией. Даже кок — и тот на вес золота, когда через неделю рейса консервы начинают пахнуть подозрительно.

Апгрейды? Не просто «улучшения». Ты чувствуешь их кожей: как дрожь корпуса стихает после замены двигателя, как новый сонар вырывает из мрака轮廓 чудовищ — и тут же заставляет сожалеть об этом.

Выжить — мало. Нужно резать тьму прожекторами, выигрывать секунды у течи, прятать дрожь в голосе при докладе. Или… рискнуть. Выключить свет. Затаить дыхание. Прислушаться к тому, как что-то скользит по борту — медленно, будто пробует металл на вкус.

Готов ли ты услышать этот стук?