Owlone in the Woods

Гроза оставила в крыле хрустящий разлом, будто кто-то переломил сухую ветку. Теперь каждый шаг по мху отдает в грудную кость — ты не летишь, ты ковыляешь, цепляясь когтями за сырую кору. Где-то в темноте пищат твои птенцы, но их крики растворяются в капели с листьев...

Мыши здесь пахнут грибами и железом. Поймаешь одну — тепло разольется по горлу, будто глоток солнечного света. Но если несешь добычу в клюве, а живот уже полон... стоит ли рискнуть? В дупле совята тянут шеи, слепые и жадные.

Ты учишься заново. Сначала прыжок — неуклюжий, с подволакивающим крылом. Потом рывок сквозь кусты, когда иголки хвои царапают перья. А там и первый взмах: воздух поднимает тебя, но мышцы горят, будто рвутся на части.

Четыре зоны. Четыре птенца. Верхний ярус пахнет смолой и старым дождем, нижний — гниющими ягодами. Кто-то застрял в паутине между ветвей, кто-то укатился в овраг, где шелестит что-то чешуйчатое... Ты точно хочешь туда лезть?

Конец — это не победа. Это когда все комочки пуха наконец замолкают, прижавшись друг к другу, а ты заваливаешься на бок, слушая, как их сердца бьются вразнобой с твоим.