Last Purify

Пыль радиоактивных дождей въелась в стены, но теперь здесь пахнет стерильностью — слишком чисто, как будто кто-то выскоблил мир до розовой, дрожащей кожи. Ты идешь по улицам Этики, где запреты висят в воздухе плотнее смога: нельзя поднять глаза на камеры, нельзя шептаться после комендантского часа, нельзя спрашивать, куда исчез сосед с третьего этажа.

Агентство по Этике говорит, что спасает тебя. Их белые халаты скрипят, когда они проверяют твои карманы на осколки прошлого — вдруг пронес спичку или старую книгу? Они знают лучше. Ты ведь не хочешь новой войны?

Тору просыпается с металлическим привкусом во рту — опять снились взрывы. Его окно выходит на больничный двор, где Нацуки-сенсей курит в тени крематория. Она называет это «гигиеническими процедурами». Рюдзи смеется, но его пальцы все время ищут ствол на бедре… привычка.

Ты разгадываешь их как гнилые зубы: Нацуки хранит ампулы с ядом в стетоскопе, Рюдзи прячет письма от сестры под бронепластиной. А Тору? Он разговаривает с тенями в углу палаты… или это не тени?

Выборы здесь тихие. Не кнопки в урне — взгляд, который ты отведешь первым; пауза перед тем, как донести на друга; дрожь в горле, когда соглашаешься с тем, во что не веришь. Концовки тоже разные: одна похожа на забытую рану, другая — на нож между ребер.

Слышишь? Где-то хлопает дверь камеры… или это просто ветер?