Baby Blues

Трехлетний Томми засыпает, прижав к груди потрепанного медвежонка — шерсть пахнет пылью и детским шампунем. Просыпается от скрипа половицы, будто кто-то наступил на горло скрипке. Игрушек нет. Только вмятины на подушке, еще теплые...

Ты ведешь его по коридорам, где обои шелушатся как старая кожа. Ладони липнут к дверным ручкам — кто-то смазал их вареньем или чем-то красным. В кармане пижамы дрожит схема дома: линии дрожат, будто нарисованы в темноте.

Где-то капает вода. Или это слюна?

Медведей находишь в странных местах: один зажат между оконных рам, словно пытался вылезти. Другой сидит в холодильнике, покрытый инеем — его стеклянные глаза отражают не твое лицо, а что-то... длинное.

Иногда стены вздыхают. Иногда тень родительской спальни шевелится без них. Ты идешь дальше, потому что разве может быть страшно в своем доме?

А потом — поворот. И там... Нет, лучше не смотреть. Просто возьми последнего мишку и беги. Но ноги вдруг становятся ватными, будто кто-то подменил кости на мокрую губку...

Сравнивают со Слендером? Смешно. Здесь нет монстров с вытянутыми руками — только тихий ужас вещей, которые *помнят*, как ты к ним прикасался.