Staffer Reborn

Пятнадцать минут. Ровно столько проходит между хрустом ломающихся ребер и липким звуком плоти, срастающейся заново. Ты чувствуешь запах крови еще до того, как замечаешь ее — медный, густой, въедающийся в кожу под ногтями. Это не твоя кровь. Но ты здесь, в этой комнате с облупившимися обоями, чтобы разобраться, почему она вообще появляется снова и снова...

Каждый раз, когда он умирает, ты слышишь тот же стон — не от боли, а от усталости. Как будто его легкие наполнены пеплом. Ты листаешь записи: пятнадцать минут назад он говорил о детстве, о запахе жареных каштанов на улицах Праги. Сейчас его зрачки снова расширяются от предчувствия. Ты знаешь, что часы тикают...

Комната говорит больше, чем он сам. Следы пальцев на стакане — не его, слишком маленькие. Фотография в рамке: женщина в платье с геометрическим узором, лицо выцвело от времени. Если прислушаться к скрипу половиц под ковром, можно найти потайной ящик. Но успеешь ли до следующего хрипа?

Ты собираешь кусочки его жизни, как осколки разбитого зеркала. Вот запись из больницы — температура тела 34 градуса в момент смерти. Вот письмо с обгоревшим краем: «они знают про дверь». Дверь? Или дверь куда-то? Кто эти «они»?

Логика здесь похожа на хирургический шов: если потянешь не за ту нитку, все расползется. Ты соединяешь даты, имена, случайные обмолвки собеседников — бариста из кафе через дорогу помнит его любимый сорт чая, но не помнит, чтобы он когда-либо пил кофе. Почему?

Иногда ответ прячется в том, чего нет. В пустом флаконе из-под лекарств без этикетки. В отсутствии пыли на одной полке книжного шкафа... А иногда — в том, как он сжимает кулаки перед тем, как тело снова начнет рваться на части. Будто пытается удержать что-то внутри. Или не выпустить наружу?

Ты уже понял: это не расследование. Это операция без анестезии — каждое твое движение должно быть точным, иначе пациент умрет еще раз. И еще. И еще...