Гражданская война в Америке: Цена свободы

Порох въелся в кожу, смешался с потом — ты не отличишь запах собственного страха от гарь выстрелов. 1861-й. Земля трещит под сапогами, то ли от залпов, то ли от шагов тех, кто уже никогда не поднимется. Выбор: синий мундир или серый? Неважно. Война перемалывает всех одинаково.

Двенадцать битв. Пять — если веришь в звезды на флаге, шесть — если в хлопковые поля. А последняя... Там даже земля кричит. То взрывчатку заложишь, пальцы скользят по бикфордову шнуру, то штыком прорвешься сквозь дым — и вдруг ослепнешь от вспышки за холмом. Карты старые, как раны ветеранов: вот тут роща, где пули свистят по-особенному, звонко, будто стеклянные. Вот сарай — его доски пахнут смолой и кровью.

Винтовка греется в руках, приклад врезается в плечо после каждого выстрела. Патроны кончаются слишком быстро... Тогда берешь то, что ближе: штык тупой, сабля зазубрена, кулаки сами сжимаются. Кто-то хрипит за спиной — оборачиваешься и понимаешь: это не игрок. Это война.

Ты помнишь эти пейзажи? Шеренги деревьев, будто расчерченные под расстрел. Река, в которой вода краснеет к полудню. А еще тишину между атаками — густую, липкую, как дёготь. Ждешь приказа. Или смерти. Или просто хочешь выжить...