Murders on the Yangtze River

Китай начала XX века. Пароходный дым въедается в легкие, а где-то за спиной шепчутся шелковые рукава... Ты чувствуешь этот зуд под кожей? Ту самую несправедливость, которую нельзя почесать. Джон Шен — студент с учебником права в одной руке и сгустком горя в другой. Брат. Самоубийство. Но почему тогда страницы детективного романа прилипают к пальцам, а на картине — та же поза, те же складки на одежде?

Ты проследишь каждый его шаг: от лондонских библиотек до чайных домов Янчжоу, где пар от чашки путается с ложными показаниями. Здесь улики прячутся не под коврами, а в промежутках между вежливыми поклонами. Слышишь, как скрипит половица под чьими-то ногами? Это не дом — это тело преступления, и у него есть пульс.

Придется копать глубже парадных фраз. Замечать, как дрогнул зрачек у купца, когда ты упомянул пропавший нефритовый амулет. Чувствовать кисловатый запах страха за толстым слоем рисовой пудры на лице певицы из кабаре. А эти паузы в ответах... слишком идеальные, как будто их репетировали перед зеркалом.

Но будь осторожен: правда здесь не бьется в истерике, а тонет в тихом смехе за ширмой. Ты готов размотать клубок, который кто-то так старательно запутал? Или предпочтешь поверить удобной лжи — ведь она пахнет ладаном и не требует крови под ногтями...

Озеро Дунтин сверкает, как нож под луной. Шанхай орет газетными заголовками, но настоящие секреты шепчутся в переулках, где даже тени кажутся подозрительными. Здесь каждый вазочка на полке — потенциальное орудие, каждый иероглиф в письме — двойное дно.

А сложность... Она не давит, а обнимает, как старый знакомый, который знает твои слабости. Новички найдут подсказки в складках вееров, бывалые — поперхнутся ядом в самом простом ответе. В конце концов, смерть — тоже искусство. Особенно когда ее маскируют под поэзию...